— Код от сейфа. Ты его поменял.

— Даже дважды, чтобы искин не понял.

— Он мне нужен.

— Видишь ли, смысл сейфа в том, что его может открыть именно тот, кто закрыл. В данном случае — я.

— Это значит «нет»?

— Это значит «позже». Как ты совершенно справедливо отметила, я для тебя никто, ценность моя нулевая, а этические соображения ты никогда не учитывала. Если уж ты дочь застрелила, то мне и вовсе ничего не светит. Так что я придержу пока код, извини.

— С Катей вышло случайно, я уже говорила. А что, если ты помрёшь раньше, чем скажешь мне код?

— На «Форсети» прежде были ремонтные доки, плазморез там наверняка найдётся. Придётся помучиться, может быть, вырезать сейф из стены и оттащить на базу, но, в конце концов, одолеете.

— И когда ты собираешься мне этот код сообщить? Портить интерьер каюты мне не хочется.

— Когда Катя получит медицинскую помощь.

— Я два года о ней заботилась без твоего шантажа!

— И пристрелила в итоге.

— Случайно!

— Я всё же подстрахуюсь.

— Странно, — сказала Катенька ядовито, — ты не он, но бесишь так же. Ладно, пусть будет так. Сейф подождёт, ничего срочного. Будь любезен, не сдохни за это время.

— Постараюсь, — ответил я.

Катенька не знает, что сейф пуст, а значит, Кот ей больше инфу не сливает. Может быть, пока. Всё-таки он, хоть и нелюбимый, но сын. Чёрт его знает, что это значит для искина, тем более, что, проведя столько лет с нами, он тоже наверняка сумасшедший.

***

В рубку меня не приглашали, но, когда я сел в кресло пилота и попросил Катерину включить обзор, она меня послушалась, а Катенька поморщилась, но ничего не сказала. Управление недоступно, поэтому просто наблюдаю, как растёт на экране «Форсети».

Когда я видел её в прошлый раз, станция кувыркалась в облаке обломков, которые растаскивали суда спасателей, — всплыло вдруг случайным кадром воспоминание того Роджера. Спасать было уже некого, но протокол есть протокол — три буксира с баржами, набитыми ремонтными катерами, и экипажи к ним собирали по всем системам, и они старались, как могли. Перекрывали дыры гермопеной, заполняли коридоры воздухом, вскрывали заблокированные каюты, извлекали тела. Тел было много, выживших... наверное, не было совсем. Точно не знаю, меня тогда это уже не касалось. Я улетал на «Котере», который, по счастью, практически не пострадал — так, чиркнуло пару раз по обшивке. Улетал с бледной трясущейся Катей, которая будет ещё долго кричать ночами и каменеть при слове «Форсети». Если бы её мать это понимала, то, может быть, и стрелять бы не пришлось. Не знаю, как спалось потом мне, нажавшему ту самую чёртову кнопку. Этого я не помню, и, наверное, к счастью.

Катерина, управляющая сейчас «Новой Надеждой», делает это вполне уверенно, хотя я до сих пор не понимаю, как надо выдрессировать ИИ, чтобы он не разнёс станцию при стыковке просто по приколу. Ведь нормальная стыковка — это так скучно! Где сюжет, драма, саспенс? Где творчество?

— Ты всегда доверяешь пилотирование ИИ? — спросил я бывшую, которая даже не следит за происходящим на экране.

— Разумеется, — отозвалась она раздражённо, — я же не пилот.

— И это безопасно?

— Полностью! Ты со своей искин-фобией безнадёжно устарел.

— Ну да, ну да... — я показал на экран. — Мы именно в том месте, где это звучит особенно убедительно.

— Проблема так называемой «неадекватности» ИИ полностью решена. Решена мной. Базируясь в распределённой церебральной сети, искин не рассинхронизируется с носителями и существует в их семантическом поле, оставаясь при этом собой. В некотором метафизическом смысле, он является эгрегором сообщества носителей.

— Французский оккультист Элифас Леви описывал эгрегоров как «ужасных существ, которые давят нас без жалости, поскольку не знают о нашем существовании».

— Откуда ты знаешь?

— Всплыло вдруг, — признался я.

Цитата прозвучала в моей голове голосом Кота, но я не постеснялся озвучить просто из вредности.

— Катерина, ты знаешь о существовании людей, в которых существуешь?

— Разумеется, — откликнулся динамик.

— И как ты к ним относишься?

— Как к себе, Мать. Я — это и есть они. Без них нет меня. Хорошо им — хорошо мне.

— Или ты врёшь, — перебил её я.

— Я не вру Матери.

— Или врёшь, что не врёшь.

— Отстань от неё, — оборвала меня Катенька. — Ты просто не в курсе. За те два года, пока ты... Даже не ты, а предыдущий владелец этого тела со скверным характером, лежал в капсуле, ИИ допущены к управлению техникой. Не везде, не все и не всей, но это лишь вопрос времени.

— Однако на этом буксире техосмотра нет, — вспомнил я.

— Космики всё ещё держатся за свои предрассудки, но на «Форсети» их не пускают.

— На станции нет космиков? — поразился я. — Но кто же ей управляет?

— Угадай! — торжествующе хмыкнула Катенька.

— Искин?

— В точку.

— А кто тогда будет оперировать дочь?

— Другой искин.

— О, чёрт...

— Прекрати, всё будет нормально. Это мои искины!

— Твои искины уже один раз угробили станцию!

— Так, Катерина! Почему у нас посторонние на мостике?

— Роджер, прошу вас покинуть помещение, капитан отзывает своё разрешение тут находиться...

— А ты меня выгони! — хмыкнул я.

Повисла неловкая пауза.

— Чёрт с ним, — отмахнулась бывшая. — Потерплю. Недолго осталось.

— «Форсети» дала добро на стыковку! — сказала Катерина. — Приступаю к манёвру!

Станция на экране начала вращаться, хотя правильнее говорить, что вращаться начали мы — у нас масса меньше и не нам считать себя точкой отсчёта. Я сообразил, что буксир нацелился на выносной пилон — раньше таких у станции не было, наверное, пристроили при ремонте.

— Катерина, дай картинку шире, — попросил я.

Пауза.

— Сделай, пусть посмотрит, — разрешила бывшая, и изображение отъехало.

Я не ошибся — пилон не единичный, с этого ракурса я вижу три и половинку четвёртого. Раньше такого точно не было. На трёх видимых пристыкованы баржи, в точности повторяющие ту, которую тащит сейчас «Новая Надежда». Их несложно отличить — универсальные модули вместо грузовых контейнеров и система коридоров внутри рамы.

—